Неточные совпадения
Учение о Софии утверждает начало
божественной премудрости в тварном мире, в космосе и человечестве, оно не допускает абсолютного разрыва между Творцом и творением.
Учение о Софии, которое стало популярно в религиозно-философских и поэтических течениях начала XX в., связано с платоновским
учением об идеях. «София есть выраженная, осуществленная идея», — говорит Соловьев. «София есть тело Божие, материя Божества, проникнутая началом
Божественного единства».
Но этот же самый
божественный человек, согласно
учению гуманистического позитивизма, произошел из низкого состояния, вышел из недр неорганической материи; этот человек смертен, этот человек не обладает даже реальным единством личности и есть лишь игра природных и социальных сил.
Учение об эманации отрицает и лицо Творца и лицо творимых, отрицает свободу и самостоятельность творения.] все живое пребывает в
божественном плане космоса, до времени и до мира совершается в идеальном процессе
божественной диалектики.
«Бертольд, божиею милостию святыя Майнцкия епархии архиепископ, в Германии архиканцлер и курфирст. Хотя для приобретения человеческого
учения чрез
божественное печатания искусство возможно с изобилием и свободнее получать книги, до разных наук касающиеся, но до сведения нашего дошло, что некоторые люди, побуждаемые суетныя славы или богатства желанием, искусство сие употребляют во зло и данное для научения в житии человеческом обращают на пагубу и злоречие.
— Тогда они устно слышали от него
учение, а мы ныне из книг
божественных оное почерпаем: нас, священников, и философии греческой учили, и риторике, и истории церкви христианской, — нам можно разуметь священное писание; а что же их поп и учитель — какое
ученье имел? Он — такой же мужик, только плутоватей других!
Различие христианского
учения от прежних — то, что прежнее
учение общественное говорило: живи противно твоей природе (подразумевая одну животную природу), подчиняй ее внешнему закону семьи, общества, государства; христианство говорит: живи сообразно твоей природе (подразумевая
божественную природу), не подчиняя ее ничему, — ни своей, ни чужой животной природе, и ты достигнешь того самого, к чему ты стремишься, подчиняя внешним законам свою внешнюю природу.
Церковные учители признают нагорную проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием
божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей книге, то, казалось бы, им необходимо было прежде всего ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для христианина
учение нагорной проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки нельзя утверждать, тем более, что и т. д., а ответить так же, как поставлен вопрос в моей книге: действительно ли Христос требовал от своих учеников исполнения того, чему он учил в нагорной проповеди, и потому может или не может христианин, оставаясь христианином, идти в суд, участвуя в нем, осуждая людей или ища в нем защиты силой, может или не может христианин, оставаясь христианином, участвовать в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью, вопрос — может или не может христианин, оставаясь христианином, противно прямому указанию Христа обещаться в будущих поступках, прямо противных
учению, и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
Одни верующие люди, признающие христианское
учение божественным, считают, что спасение наступит тогда, когда все люди поверят в Христа и приблизится второе пришествие; другие, также признающие божественность
учения Христа, считают, что спасение это произойдет через церковь, которая, подчинив себе всех людей, воспитает в них христианские добродетели и преобразует их жизнь.
Если бы моей задачей было доказать, как невозможно
учение коммунизма, основываемое Толстым на
божественных парадоксах (sic), которые могут быть истолковываемы только на основании исторических принципов в согласии со всеми методами
учения Христа, — это потребовало бы более места, чем я имею в своем распоряжении».
Между службами я читала Евангелие, и все понятнее и понятнее мне становилась эта книга, и трогательнее и проще история этой
божественной жизни, и ужаснее и непроницаемее те глубины чувства и мысли, которые я находила в его
учении.
Учения о всегдашнем повиновении установленным властям, о принятии за истину всего того, что проповедуется людьми, не могут быть приняты человеком, признающим высшим судьей истины свою
божественную природу.
Неоплатонизм исторически является враждебно соперничающим с христианством, и действительно, несмотря на кажущееся, внешнее сходство, он глубоко ему противоположен, и именно в самом основном и центральном
учении о
божественном Ничто и вытекающем отсюда
учении о происхождении мира из непроизвольной эманации абсолютного.
Даже беглое знакомство с
учениями отрицательного богословия оставляет убеждение, что о
божественном Ничто говорится в них далеко не в одинаковом смысле, и в сумеречных полутонах отрицательных определений таятся двусмысленности, многомысленности и противоположности.
Как нужно понимать
божественное ничто в
учении Беме: как трансцендентное НЕ-что, или как эккегартовское Gottheit, или как гегелевское диалектическое ничто, из которого вытекает с необходимостью все и в котором завито это все, или как спинозовскую субстанцию, лежащую в основе модусов, или как плотиновское Единое, из которого эманирует мир?
И логическое место Божества в системе определяется общим характером данного философского
учения: сравните с этой точки зрения хотя бы систему Аристотеля с его
учением о
божественной первопричине — перводвигателе, с не менее религиозной по общему своему устремлению системой Спинозы, или сравните Канта, Шеллинга, Фихте, Гегеля в их
учениях о Боге.
Для выяснения взглядов Я. Беме надо иметь в виду его
учение о «Деве Софии», которое осталось определяющим и для Дж. Пордэджа [
Божественная и истинная метафизика, стр.119–124.].
Вообще виды «откровения», как и предметы его, могут быть различны: и природные, и
божественные, и демонические (так наз. у отцов церковных «прелесть»); оно может исходить из разных миров и иерархий, и само по себе «откровение» с выражающим его мифом, понимаемое в смысле формально-гносеологическом, может иметь различное содержание: и доброе и злое, и истинное и обманное (ибо ведь и сатана принимает вид ангела света), поэтому сам по себе «откровенный» или мистический характер данного
учения говорит только об интуитивном способе его получения, но ничего еще не говорит об его качестве.
Поэтому нужна величайшая сосредоточенность внимания именно при анализе
учения о
божественном Ничто, ибо в этой изначальной интуиции предопределяется уже основной строй религиозного мировоззрения.
Каковы же последствия, к которым приводит нас вторая возможность, заложенная в
учении отрицательного богословия о
Божественном Ничто?
Монофизитство — христианское религиозно-философское
учение, отрицающее возможность смешения в Иисусе Христе двух природ:
божественной и человеческой.
Таково, напр.,
учение Ария, рассматривавшего Христа как тварное существо, или
учение Аполлинария, наоборот, растворявшее человеческую стихию в
божественной Его природе.
Учение о премирности или трансцендентности Божества, о
Божественной Тайне, приоткрываемой Откровением, и составляет подлинный смысл отрицательного богословия у большинства христианских его представителей, хотя это далеко не всегда выражается у них с достаточной четкостью, последовательностью и ясностью.
Грехопадение это, которое по своему значению было космическим, произошло, конечно, не в душе мира, как Ангеле-Хранителе твари, не в
божественной Софии [Некоторая двусмысленность и неясность по этому основному вопросу свойственна
учению Вл. С. Соловьева, который приписывает грехопадение то мировой душе, то Адаму.], не в «Начале».
Глубокая пропасть ложится теперь между телом человеческим и душою. Для Эмпедокла тело — только «мясная одежда» души.
Божественная душа слишком благородна для этого мира видимости; лишь выйдя из него, она будет вести жизнь полную и истинную. Для Пифагора душа сброшена на землю с
божественной высоты и в наказание заключена в темницу тела. Возникает
учение о переселении душ, для древнего эллина чуждое и дико-непонятное. Земная жизнь воспринимается как «луг бедствий».
Он строит
учение о симфонической личности, осуществляющей
божественное триединство.
Но
учение о вечных адских муках как о торжестве
божественной справедливости, занявшее почетное место в отделах догматического богословия, есть рационализация тайны, есть отрицание эсхатологической тайны.
Традиционное теологическое
учение о миротворении и грехопадении все превращает в
божественную комедию, в игру Бога с самим собой.
Над Ермием за это все другие вельможи стали шутить и подсмеиваться; говорили ему: «Верно, ты хочешь, чтобы все сделались нищими и стояли бы нагишом да друг дружке рубашку перешвыривали. Так нельзя в государстве». Он же отвечал: «Я не говорю про государство, а говорю только про то, как надо жить по
учению Христову, которое все вы зовете
божественным». А они отвечали: «Мало ли что хорошо, да невозможно!» И спорили, а потом начали его выставлять перед царем, как будто он оглупел и не годится на своем месте.
Но все же
учение Филона о духе как
божественной силе скорее греческого происхождения, чем еврейского.
Учение о Троичности Божества должно признать развитие в Боге и понять возникновение и течение мирового процесса как внутреннее драматическое движение
Божественной Троицы.
Если бы Достоевский раскрыл до конца
учение о Боге, об Абсолютном, то он принужден был бы признать полярность самой
божественной природы, темную природу, бездну в Боге, что-то родственное
учению Якова Бёме об Ungrund’е.
Культ чистой Девы в пределе ведет к культу андрогина и к бёмевскому
учению о Софии как пребывающей в человеке
божественной Деве.
Учение всё в том, что то, что мы называем собою, нашей жизнью, есть ограниченное в нас нашим телом
божественное начало, проявляющееся в нас любовью, и что потому истинная жизнь каждого человека,
божественная, свободная, проявляется в любви.
Теперь, поняв прямой смысл
учения, я вижу ясно то странное противоречие с самим собой, в котором я находился. Признав Христа богом и
учение его
божественным и вместе с тем устроив свою жизнь противно этому
учению, что же оставалось, как не признавать
учение неисполнимым? На словах я признал
учение Христа священным, на деле я исповедывал совсем не христианское
учение и признавал и поклонялся учреждениям не христианским, со всех сторон обнимающим мою жизнь.
А между тем
учение это в его истинном значении было не только ясно выражено в тех, признаваемых церквами
божественным откровением, книгах евангелия, которое было нераздельно с извращенным
учением, но
учение это было до такой степени свойственно, родственно душам человеческим, что, несмотря на всё загромождение и извращение
учения ложными догматами, наиболее чуткие к истине люди всё чаще и чаще воспринимали
учение в его истинном значении и всё яснее и яснее видели противоречие устройства мира с истинным христианским
учением.
Иоанн Златоуст прямо признает закон зуб за зуб законом
божественным, и противное закону зуб за зуб, т. е.
учение Христа о непротивлении злу, делом беззаконным.